Калорийность: Не указана Время приготовления: Не указано Для домашней...
После триумфального возвращения и награждения Валентин Родченко продолжил службу на судах НИИ Арктики и Антарктики, а позднее работал капитаном-наставником плавсредств Канонерского судоремонтного завода, главным государственным инспектором и капитаном-наставником отдела флота концерна «Морское подводное оружие»
12 мая 1939 года в Ворошиловграде (ныне — Луганск) родился Валентин Родченко – будущий моряк-полярник. Спустя 46 лет ему в качестве капитана научно-экспедиционного судна ленинградского НИИ Арктики и Антарктики «Михаил Сомов» предстоит провести 133 дня в ледовом плену у берегов Антарктиды. За проявленное мужество Родченко удостоится звания Героя Советского Союза.
От Вьетнама до Антарктиды
Валентин Родченко с детства мечтал стать моряком
С детства Валентин Родченко мечтал стать моряком. Окончив после школы Ждановскую мореходную школу, он был зачислен в экипаж танкера «Казбек» Черноморского пароходства.
После окончания Херсонского мореходного училища Родченко поступает в Дальневосточное морское пароходство, где служит на судах торгового флота, а позднее – на научно-исследовательских кораблях. К началу 1970-х годов он уже старпом, а география его плаваний весьма широка – от исследовательских и торговых рейсов в арктические моря до доставки грузов в воюющий Северный Вьетнам.
В конце 1970-х годов Родченко переезжает в Ленинград и устраивается старпомом на научно-экспедиционное судно «Михаил Сомов» НИИ Арктики и Антарктики. Построенный в 1975 году, корабль уже не раз выполнял рейсы в Антарктиду, а в 1977 году в ходе смены персонала станции «Ленинградская», попав в ледовый плен, провёл в дрейфе 53 дня, после чего смог самостоятельно пробиться на открытую воду и благополучно вернуться в Ленинград.
Тогда Родченко ещё не знал, что через несколько лет ему вместе с кораблем предстоит пережить гораздо более серьезное испытание.
В ледовой ловушке
В 1985 году Валентин Родченко уже капитан «Михаила Сомова». В феврале судно вошло в море Росса, направляясь к антарктической станции «Русская» на Тихоокеанском побережье Антарктиды. Предстояло сменить персонал станции и доставить на неё продукты, топливо и снаряжение.
Михаил Сомов» был блокирован льдами толщиной до четырёх метров, а ближайшие открытые воды находятся в 800 (!) километрах. Судно легло в дрейф
Надо сказать, что район станции «Русская» до сих пор остаётся одним из наименее исследованных регионов Антарктики. Основная причина – крайне неблагоприятные климатические условия. Здесь самые сильные и частые на всём континенте ветра. Среднее число дней со скоростью ветра более 15 метров в секунду составляет 264 в году, а со скоростью более 30 метров в секунду – 136 дней. Максимальная зарегистрированная сила ветра в районе станции «Русская» составила 78 метров в секунду. Не случайно ученые называют это место «полюсом ветров» Антарктиды.
…До станции оставалось идти совсем недолго, как внезапно переменилась погода. Задул ураганный ветер, сила которого вскоре достигла 50 метров в секунду. Море под корпусом судна буквально ходило ходуном. Когда шторм стих, выяснилось, что корабль блокирован льдами толщиной до четырёх метров, а ближайшие открытые воды находятся в 800 (!) километрах. «Михаил Сомов» был вынужден лечь в дрейф.
Спасти «Михаила Сомова»
Поскольку рассчитывать на скорое освобождение судна из ледовой ловушки не приходилось, с него вертолётами были сняты 77 человек, включая членов экипажа и полярную смену для станции «Русская», которых доставили на курсировавший вдоль ледовой кромки советский сухогруз «Павел Корчагин». На «Михаиле Сомове» осталось 53 члена экипажа во главе с капитаном Родченко. Перед ними была поставлена задача сделать всё возможное для спасения судна.
5 июня 1985 года Совет министров СССР принял решение об организации специальной спасательной операции. Осуществить её должен был ледокол «Владивосток», а командовать – известный полярник Артур Чилингаров
После проведения авиаразведки специалисты пришли к выводу, что «Михаил Сомов» не сможет самостоятельно освободиться из ледового плена как минимум до конца года. За это время на нём должно было полностью закончиться топливо, да и вообще имелся высокий риск, что корабль раздавит льдами. Поэтому 5 июня 1985 года Совет министров СССР принял решение об организации специальной спасательной операции. Осуществить её должен был ледокол «Владивосток», а командовать – известный полярник Артур Чилингаров. Однако для оснащения ледокола и его перехода требовалось время.
Между тем, к концу июня экипаж «Михаила Сомова» отметил сотый день дрейфа. Он проходил в экстремальных условиях: температура воздуха достигала «минус» 25 градусов, и вдобавок постоянно дули сильные ветра. Руль и винт судна заклинило льдами. Торосы поднялись выше палубы. Бытовые условия стали невыносимыми: для экономии топлива, большинство помещений корабля пришлось обесточить и отключить их отопление. По той же причине стирку и душ проводили только два раза в месяц. Из-за частых магнитных бурь радиосвязь с Москвой осуществлялась с перебоями.
Остававшиеся на борту члены экипажа под руководством Родченко подготовили запас продуктов и снаряжения для развёртывания лагеря на льду в случае, если корпус судна не выдержит давления, и оно погрузится в океанскую пучину, как когда-то пароход «Челюскин».
Но спасение было уже близко. Ледокол «Владивосток», вышедший 10 июня из одноименного порта, в начале июля достиг Новой Зеландии, и пополнив запасы, взял курс на море Росса. 18 июля он встретился с «Павлом Корчагиным», всё это время несшим вахту у кромки ледового поля и поддерживавшим связь с «Михаилом Сомовым». Приняв от него на борт вертолёт, «Владивосток» начал пробивать коридор к дрейфующему судну. 23 июля вертолёт Ми-8, пилотируемый лётчиком Борисом Лялиным , взлетев с палубы ледокола, сел на льду рядом с «Михаилом Сомовым», доставив врачей и припасы.
Не обошлось и без неожиданностей. Когда до цели оставалось 200 километров, «Владивосток» сам застрял во льдах. К счастью, на следующий день льды отступили, и он продолжил путь.
Утром 26 июля ледокол пробился к «Михаилу Сомову» и начал его проводку по узкому коридору, пробитому во льдах. 13 августа оба судна вышли в открытое море, а 19 августа их торжественно встречали в столице Новой Зеландии – Веллингтоне.
Через несколько дней они начали путь домой: ледокол – во Владивосток, а «Михаил Сомов» — в Ленинград.
За дрейфом «Михаила Сомова», продолжавшимся 133 дня, и операцией по его спасению следил весь мир. Ведущие средства массовой информации уделяли ходу этой эпопеи первостепенное внимание. Неудивительно, что все основные её участники получили самое высокое признание по возвращении на Родину.
После триумфального возвращения и награждения Валентин Родченко продолжил службу на судах НИИ Арктики и Антарктики, а позднее работал капитаном-наставником плавсредств Канонерского судоремонтного завода, главным государственным инспектором и капитаном-наставником отдела флота концерна «Морское подводное оружие»
Капитан Валентин Родченко, руководитель спасательной экспедиции Артур Чилингаров и пилот Ми-8 Борис Лялин были удостоены звания Героя Советского Союза. Всем участникам дрейфа и спасательной операции также вручили памятные медали.
Были награждены и… корабли. «Михаил Сомов» был удостоен ордена Трудового Красного Знамени, а ледокол «Владивосток» — ордена Ленина.
После триумфального возвращения и награждения Валентин Родченко продолжил службу на судах НИИ Арктики и Антарктики, а позднее работал капитаном-наставником плавсредств Канонерского судоремонтного завода, главным государственным инспектором и капитаном-наставником отдела флота концерна «Морское подводное оружие».
С 1995 года – на пенсии, проживает в Санкт-Петербурге.
«Михаил Сомов» по-прежнему в строю. В 1991 году в районе антарктической станции «Молодежная» он пережил свой третий дрейф, продолжавшийся почти полгода, и, как и два предыдущих, окончившийся благополучно.
В настоящее время «Михаил Сомов» осуществляет снабжение российских научных станций в Арктике.
Ледокол «Владивосток» был списан в 1997 году.
В 2016 году на российские киноэкраны вышел художественный фильм «Ледокол», в основу которого были положены события 1985 года.
Игорь ЧЕРЕВКО
В прошлом веке Россия занимала лидирующие позиции в судостроении. В распоряжении ученых были новые ледоходы. Научные экспедиции финансировались за счет государства. Это приносило свои плоды.
Хотя не обходилось и без курьезных ситуаций. Одним из сложнейших случаев стало дрейфование судна, которое в кинематографе получило название «Михаил Громов». Ледокол застрял во льдах Антарктиды в 1985 году, простояв так 133 дня. Как же на самом деле назывался корабль? И что известно о тех сложных и героических событиях?
Прототип судна
«Михаил Громов» - ледокол, который стал основным местом событий картины 2016 года. Прототип же его называется «Михаил Сомов». Настоящий ледоход был заложен в 1974 году Херсонским судостроительным заводом, а год спустя спущен на воду.
Он использовался в плаваниях в северных широтах, был способен пробивать толщу льда до семидесяти сантиметров. Свое название судно получило в честь советского который умер за два года до спуска «Михаила Сомова» на воду.
Ледокол участвовал в двадцать одной советской и российской Антарктических экспедициях. Специалисты смогли изучить гидрометеорологический режим Южного океана, высаживаясь на берега Антарктики. Также судно использовали для доставки необходимого оборудования и провианта исследователям.
Три дрейфа
Днем рождения судна считается 08.07.1975 года, когда на нем был поднят флаг СССР. За годы эксплуатации «Михаил Громов» (ледокол в картине 2016 года) пережил вместе с экипажем три дрейфа.
Впервые это случилось в 1977 году. Ледокол должен был доставить груз на антарктическую станцию «Ленинградская». Судно находилось в тридцати милях от места назначения, когда обстановка ухудшилась. Его унесло в западном направлении на пятьдесят шесть миль. Нагромождения обломков льда не позволили судну двигаться. Дрейф продолжался пятьдесят три дня, с февраля по март 1977 года.
Второй дрейф лег в основу упомянутого выше фильма. Случилось это в 1985 году.
В третий раз ледокол дрейфовал в 1991 году. Судно направлялось к станции «Молодежная», чтобы эвакуировать около ста пятидесяти полярников. Когда люди были доставлены на борт, «Михаил Сомов» вдруг оказался зажат льдами и не смог выйти. Людей пришлось вывозить с помощью вертолетов. В условиях полярной ночи это была сложная задача. Судно дрейфовало с августа по декабрь 1991 года.
133 дня в ледовом плену
История, которая легла в основу сюжета о ледоколе «Михаил Громов», случилась в 1985 году. Судно выполняло очередной рейс в Антарктиду к станции «Русская». Она располагалась вблизи моря Росса.
Этот район всегда славился тяжелым ледовым массивом. Рейс ледокола задержался, поэтому к станции он приблизился к началу антарктической зимы. Судну необходимо было завершить смену зимовщиков, разгрузить топливо и продукты. Из-за усиления ветра корабль заблокировали тяжелые льдины. Он застрял в море Росса.
Для анализа ситуации были задействованы спутники и ледовая авиаразведка. В относительной близости от ледокола был только «Павел Корчагин», но он не мог подойти. Было принято решение эвакуировать экипаж вертолетом. Семьдесят семь человек были доставлены на «Павла Корчагина». Остаться приняли решение пятьдесят три члена экипажа. Возглавлял их капитан Валентин Родченко.
В мае корабль чуть было не выбрался из плена, но усиленные ветра начали сносить льды вместе с кораблем на юг. В июне было принято решение спасать ледокол с помощью «Владивостока». Капитаном спасательной экспедиции был назначен Геннадий Анохин.
История спасения
Пока «Владивосток» добирался к месту назначения, экипаж прототипа ледокола «Михаил Громов», история которого не может не привлекать внимания, экономил топливо и продовольствие. Стирку и баню устраивали только два раза в месяц. Члены экипажа освобождали ото льда руль с винтом, перебирали двигатели. К приходу помощи все должно было работать идеально.
В июле вертолет приземлился рядом с дрейфующим судном. Он доставил медиков и товары первой необходимости. В это время всего в двухстах километрах от «Михаила Сомова» во льдах застрял «Владивосток».
К счастью, спасательное судно было отпущено льдами на следующее утро. За событиями 26.07.1985 года следил весь Советский Союз. Наконец в Москву пришло сообщение, что «Владивосток» добрался до дрейфующего ледокола. Начался вывод последнего из зоны тяжелых льдов.
Суда смогли достичь открытого океана к августу 1985 года. Вскоре они оказались у берегов Новой Зеландии. Отдохнув четыре дня в Веллингтоне, они отправились каждый своим курсом - во Владивосток и Ленинград.
Примечательно, что в спасательной экспедиции принимал участие известный всем сегодня спортивный комментатор Он охотно делится воспоминаниями о тех событиях. Именно после них руководство ТАСС согласилось перевести Гусева в спортивную редакцию. Об этом он просил уже долгое время.
Такова реальная история ледокола «Михаил Громов» 1985 года, точнее, его прототипа. Несмотря на то что он дрейфовал трижды, наибольшую огласку принял случай, который произошел в середине восьмидесятых годов двадцатого века.
На основе реальных событий
Фильм про ледокол «Михаил Громов» был создан в 2016 году. Режиссер опирался на исторические факты, а также на рассказы участников тех событий.
Некоторые моменты были преувеличены, другие - упущены. Не стоит забывать, что фильм не может полностью повторять реальную историю. Режиссер смог создать реалистичный захватывающий сюжет. Какое судно использовалось, чтобы показать ледокол «Михаил Громов» (история 1985 года)?
При создании картины использовался атомный ледоход под названием «Ленин». Он расположен в Мурманске на вечной стоянке. По конструкции он отдаленно напоминает дрейфовавшее сто тридцать три дня судно. Съемки проходили в сложных погодных условиях на протяжении трех месяцев.
Современное состояние
Ледокол смог пережить не только три дрейфа, но и развал Советского Союза. Он до сих пор в строю и используется для доставки топлива и провианта в Арктику. Это свидетельствует о том, что советские инженеры могли делать машины, которые исправно служат в сложнейших погодных условиях на протяжении многих десятилетий.
Мужество и отвага русских ученых всегда поражают обычных людей. Экипаж не покинул дрейфующее судно. Люди доказали, что слаженность действий и целеустремленность способны творить чудеса. Им удалось вызволить судно из ледового плена и доставить целым и невредимым в порт.
Валентин Филиппович Родченко (род. 12 мая 1939 года в Ворошиловграде) - моряк-полярник, капитан научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института, Герой Советского Союза (1986).
Биография
Учился в школе в Станице Луганской (пгт в Луганской области).
Окончил Ждановскую мореходную школу в городе Жданов (ныне Мариуполь), работал на танкере «Казбек» Черноморского пароходства.
В 1961 году окончил Херсонское мореходное училище Министерства морского флота.
Работал на судах Дальневосточного морского пароходства, в частности, помощником капитана и старшим помощником капитана на судах «Каменец-Подольск», «Владивосток», «Москва», в том числе, доставлял грузы в Арктику и воюющий Северный Вьетнам.Ходил на научно-исследовательских судах.
С 1967 года - член КПСС.
С 1973 года - старший помощник капитана, дублёр капитана, капитан ледокольно-транспортного научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института (ААНИИ).
Полярный подвиг
В середине февраля 1985 года научно-исследовательское судно «Михаил Сомов» прибыло в район станции «Русская», расположенной в тихоокеанском секторе Антарктики. Ему предстояло сменить состав зимовщиков, доставить топливо и продукты. Внезапно начался шторм. Скорость ветра достигала 50 метров в секунду. Судно блокировали тяжёлые льдины, и оно вынуждено было дрейфовать со скоростью 6-8 километров в сутки. Толщина льда в этом районе достигала 3-4 метров. Расстояние от судна до ледовой кромки - около 800 километров. «Михаил Сомов» оказался прочно пленённым в море Росса.
По команде из Москвы часть экипажа и исследователей сняли вертолёты и переправили на другие суда. На «Михаиле Сомове» оставались 53 человека во главе с капитаном В. Ф. Родченко.
Чтобы выручить из дрейфующей ловушки судно, по просьбе Госкомгидромета СССР Министерство морского флота выделило ледокол «Владивосток» Дальневосточного морского пароходства, а Министерство гражданской авиации - вертолёты палубного базирования под командованием Б. В. Лялина. Их прибытие к морю Росса требовало значительного времени.
Ударными темпами стали загружать ледокол «Владивосток» дополнительным горючим, продовольствием, комплектами теплой одежды (на случай длительной зимовки, а то и высадки людей на лёд), тройным запасом буксировочных тросов, запасными частями для буксировочных лебедок. Ни на «Михаиле Сомове», ни на «Владивостоке», ни в министерствах не могли предположить, как будет складываться ситуация. Море Росса было мало исследовано и таило массу загадок.
А в это время судно «Михаил Сомов» было лишено подвижности. Руль и винт заклинены льдом. Видимость ограничена сумерками южнополярной ночи. Температура воздуха - минус 20-25 градусов. Корабль дрейфовал в центре устойчивых многолетних льдов.
Капитан В. Ф. Родченко мобилизовал всё для жизнеобеспечения «пленника». Вёл наблюдение за массивными подвижками льдов, за торосами, находящимися в опасной близости. Три раза в сутки выходил на связь со станцией «Молодёжная», которую в буквальном смысле, «раздирали» редакции газет, радио, телевидения множества стран мира, требуя информации: «Как там „Михаил Сомов“?». Из-за магнитных бурь сам экипаж утратил слышимость Москвы, Ленинграда.
К концу июня «Михаил Сомов» пережил сотый день дрейфа. Вблизи корабля поднялись торосы, высота которых достигла верхней палубы. Пришлось сократить расход электроэнергии, пара, пресной воды. Отказались от обогрева ряда служебных помещений, балластных танков. Санитарный день (стирку, душ, баню и так далее) теперь устраивали только два раза в месяц. Принятые меры позволили экономить ежедневно до 2,5 тонн горючего. Капитан В. Ф. Родченко жёстко поставил задачу: продержаться до подхода «Владивостока».
Выйдя 10 июня 1985 года из владивостокского порта, ледокол «Владивосток» на максимальном ходу устремился в южные широты. В Новой Зеландии на его борт поднялся назначенный Советом Министров СССР начальник специальной экспедиции по оказанию помощи «Михаилу Сомову» А. Н. Чилингаров. На известного полярника возлагалась ответственность за координацию действий всех технических средств и личного состава в спасении «Михаила Сомова» из ледового плена.
СССР → Россия Россия К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Биография
Родился 12 мая 1939 года в городе Ворошиловград (ныне Луганск) в семье служащего.
Окончил Ждановскую мореходную школу в городе Жданов (ныне Мариуполь), работал на танкере «Казбек» Черноморского пароходства .
С 1973 года - старший помощник капитана, дублёр капитана, капитан ледокольно-транспортного научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института (ААНИИ).
Полярный подвиг
В середине февраля 1985 года научно-исследовательское судно «Михаил Сомов» прибыло в район станции «Русская» , расположенной в тихоокеанском секторе Антарктики . Ему предстояло сменить состав зимовщиков, доставить топливо и продукты. Внезапно начался шторм. Скорость ветра достигала 50 метров в секунду. Судно блокировали тяжёлые льдины, и оно вынуждено было дрейфовать со скоростью 6-8 километров в сутки. Толщина льда в этом районе достигала 3-4 метров. Расстояние от судна до ледовой кромки - около 800 километров. «Михаил Сомов» оказался прочно пленённым в море Росса .
По команде из Москвы часть экипажа и исследователей сняли вертолёты и переправили на другие суда. На «Михаиле Сомове» оставались 53 человека во главе с капитаном В. Ф. Родченко.
Чтобы выручить из дрейфующей ловушки судно, по просьбе Госкомгидромета СССР Министерство морского флота выделило ледокол «Владивосток» Дальневосточного морского пароходства, а Министерство гражданской авиации - вертолёты палубного базирования под командованием Б. В. Лялина. Их прибытие к морю Росса требовало значительного времени.
Ударными темпами стали загружать ледокол «Владивосток» дополнительным горючим, продовольствием, комплектами теплой одежды (на случай длительной зимовки, а то и высадки людей на лёд), тройным запасом буксировочных тросов, запасными частями для буксировочных лебедок. Ни на «Михаиле Сомове», ни на «Владивостоке», ни в министерствах не могли предположить, как будет складываться ситуация. Море Росса было мало исследовано и таило массу загадок.
А в это время судно «Михаил Сомов» было лишено подвижности. Руль и винт заклинены льдом. Видимость ограничена сумерками южнополярной ночи. Температура воздуха - минус 20-25 градусов. Корабль дрейфовал в центре устойчивых многолетних льдов.
Капитан В. Ф. Родченко мобилизовал всё для жизнеобеспечения «пленника». Вёл наблюдение за массивными подвижками льдов, за торосами, находящимися в опасной близости. Три раза в сутки выходил на связь со станцией «Молодёжная», которую в буквальном смысле, «раздирали» редакции газет, радио, телевидения множества стран мира, требуя информации: «Как там „Михаил Сомов“?». Из-за магнитных бурь сам экипаж утратил слышимость Москвы, Ленинграда.
К концу июня «Михаил Сомов» пережил сотый день дрейфа. Вблизи корабля поднялись торосы, высота которых достигла верхней палубы. Пришлось сократить расход электроэнергии, пара, пресной воды. Отказались от обогрева ряда служебных помещений, балластных танков. Санитарный день (стирку, душ, баню и так далее) теперь устраивали только два раза в месяц. Принятые меры позволили экономить ежедневно до 2,5 тонн горючего. Капитан В. Ф. Родченко жёстко поставил задачу: продержаться до подхода «Владивостока».
Выйдя 10 июня 1985 года из владивостокского порта, ледокол «Владивосток» на максимальном ходу устремился в южные широты. В Новой Зеландии на его борт поднялся назначенный Советом Министров СССР начальник специальной экспедиции по оказанию помощи «Михаилу Сомову» А. Н. Чилингаров. На известного полярника возлагалась ответственность за координацию действий всех технических средств и личного состава в спасении «Михаила Сомова» из ледового плена.
На 36-й день, не без риска и огромных трудностей, «Владивосток» (не созданный для сильных штормовых условий открытого океана) преодолел 40-е и 50-е широты. При этом часто оба его борта полностью уходили под воду, однако размещённый в укрытиях палубный груз удалось сохранить. Ледокол установил радиотелефонную связь с «Михаилом Сомовым» и «Павлом Корчагиным» (последний подстраховывал «пленника» у кромки льда). При входе в зону айсбергов усилили вахту на ходовом мостике. 18 июля 1985 года «Владивосток» встретился с «Павлом Корчагиным», взяли у него вертолёт и направился дальше через молодые льды освобождать дрейфующий «Михаил Сомов», до которого оставалось 600 миль.
Узнав о скором прибытии «Владивостока», экипаж дрейфующего судна, несмотря на шторм и полярную ночь, стал готовиться к встрече: перебрал главные двигатели, проверил гребную установку, освободил ото льда винт и руль. Дабы не дать последним вмёрзнуть вновь, пользуясь сэкономленными запасами топлива, несмотря на невозможность двигаться, поддерживали в работе главные двигатели.
26 июля 1985 года прибывший «Владивосток» перемещался галсами вокруг «Михаила Сомова», обкалывая льды в условиях ненастной погоды (сильный юго-западные ветер и температура воздуха -34 градуса).
В. Ф. Родченко понимал, что ухудшающаяся погода на раздумья, а тем более на «жаркую» встречу экипажей двух судов времени не отпускала. Поэтому, как только «Михаил Сомов» был оторван ото льдов, «Владивосток» сразу же двинулся по пробитому им же каналу в обратный путь. «Михаил Сомов» последовал за своим освободителем.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1986 года за мужество и отвагу, проявленные при исполнении служебного долга, капитану научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института Валентину Филипповичу Родченко присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 10783).
После награждения
После награждения В. Ф. Родченко продолжил работать на судах Арктического и антарктического научно-исследовательского института. Был слушателем заочного факультета Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала С. О. Макарова по специальности «Судовождение на морских путях», окончил его в 1986 году . Работал капитаном-наставником плавсредств Канонерского судоремонтного завода, позднее главным государственным инспектором и капитан-наставником отдела флота концерна «Морское подводное оружие».
С 1995 года - на пенсии.
Помимо звания Героя Советского Союза, ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за полярный подвиг, награждён медалями «Ветеран труда», «За доблестный труд», «В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «300 лет Российскому флоту».
Напишите отзыв о статье "Родченко, Валентин Филиппович"
Литература
- / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов . - Воениздат, 1988. - Т. 2 /Любов - Ящук/. - С. 363. - 862 с. - 100 000 экз. - ISBN 5-203-00536-2 .
Ссылки
. Сайт «Герои Страны ».
Отрывок, характеризующий Родченко, Валентин Филиппович
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Легендарный капитан "Михаила Сомова", Герой СССР Валентин Родченко рассказал о своей непростой судьбе
Жизнь - самый крутой сценарист и драматург. События в ней порой так закручиваются, что такое не смогло бы родиться даже в голове самого талантливого сценариста. Поэтому реальные события часто ложатся в основу художественных фильмов.
Так произошло и в случае с кинолентой «Ледокол» - про застрявшее во льдах Антарктики судно. Но в отличие от главного героя его прототип - капитан дальнего плавания Валентин Филиппович Родченко - после возвращения из 4-месячного ледового дрейфа пережил еще немало невзгод. И как итог - социальный дом престарелых... Именно там «МК» и нашел этого уникального человека.
Валентин Филиппович в доме престарелых. 2016 год.
Окраина Санкт-Петербурга, Выборгский район, панельные многоэтажки... В одной из них, в доме престарелых, теперь обитает легендарный капитан дальнего плавания.
Здесь в основном бабули живут старенькие, - объясняет Родченко.
Валентин Филиппович тоже немолод - 77 лет. Но при этом бодрый, активный. И бессменная тельняшка под рубашкой...
В комнате у Родченко куда ни глянь - везде морская тематика. Сразу понятно, что здесь живет моряк. Большущий глобус с начерченными ручкой тонкими линями - это маршруты, которые проделал капитан. Линии эти тянутся от Арктики до Антарктики. В коридоре большая рында, фотографии кораблей, карты, дипломы. Вот плакат «Капитаны научного флота». На нем и сам Родченко. Про него написано: «Командовал зажатыми льдами моря Росса НЭС «Капитан Сомов» в период 133-суточного дрейфа, за который ему присвоено звание Героя Советского Союза...». Тогда, в 1985-м, задержавшись в водах Антарктики, ледовое судно «Михаил Сомов», которым командовал Валентин Филиппович, попало в зиму. А это пятидесятиградусный мороз, непроходимые льды, гигантские айсберги, которые в любую секунду могут раздавить корабль как щепку. Оставалось только одно - погибать. Но команда «Михаила Сомова» выжила. Именно эта история про дрейф во льдах Антарктики и легла в основу фильма.
Валентин Родченко на «Михаиле Сомове». 1985 год. Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.
Жизнь и море...
- Как вы попали на флот?
У меня в роду моряков не было, рос я в небольшом селении под Луганском. Отец вернулся с войны инвалидом, мама умерла, когда мне было 14 лет. Отцу тяжело было меня кормить, денег совсем не было в семье. Я думал, как бы облегчить жизнь ему. И вот увидел объявление в газете о наборе в Ждановскую мореходную школу. Написано было, что учащиеся будут обеспечены формой и едой. Вот я и пошел. В самый свой первый выход в море сразу попал в шторм. Помню, меня так укачало, что я решил: все, больше в море никогда не пойду. После школы ходил на корабле матросом. Наше судно курсировало от Одессы по Суэцкому каналу в Египет и обратно. Через год работы капитан направил меня учиться дальше, в Херсонское мореходное училище, говорил: будешь капитаном! По окончании училища меня распределили во Владивосток и направили на ледокол в Арктику на проводку транспортных судов по Северному морскому пути. Иногда (на период отпуска) удавалось сходить во Вьетнам (тогда там была война), в Индию, Японию. И только когда меня перевели на «Михаил Сомов», на пути в Антарктику и при возвращении мы всегда заходили в иностранные порты.
Романтика! Особенно в советские годы, когда мало кто выезжал за границу. Вы, наверное, могли много всего интересного там накупить....
Это только со стороны так кажется, однако желающих работать в Арктике и Антарктике было немного. Это же как в тюрьме! Стандартный рейс - 7–8 месяцев. В моей карьере были и дольше, когда больше года дома не бывал. Что здесь хорошего? Семью даже сложно завести.
А что касается покупок, то знаете, какие нищенские зарплаты были у моряков в советское время? Не разгуляешься. Я как-то общался с капитаном норвежского судна, и разговор у нас зашел про деньги: кто сколько получает. И когда я озвучил ему свою зарплату, он просто не поверил. Говорил, у них на судне уборщице больше платят. Я тогда как-то отшутился, но за державу было обидно. Если я, капитан, столько получаю, то что уж говорить о матросах и девочках-уборщицах.
- А что, на корабль берут работать и женщин?
Конечно, берут! Только, как правило, они недолго работают - пару-тройку рейсов, потом выходят замуж и оседают на берегу. У нас на «Михаиле Сомове», например, было девять женщин. А на ледоколе «Владивосток», который пришел нас спасать, - двадцать две. Кстати, когда еще в начале дрейфа появилась возможность эвакуировать часть людей вертолетами - на доступное для перелетов расстояние подошло транспортное судно с усиленным ледовым классом «Павел Корчагин», - я объявил всем, что желающие могут написать заявление и отправиться домой. Так вот все эти девять женщин сказали, что хотят остаться! Что не хотят корабль и команду бросать. Для меня это было удивительно. Но женщин вопреки их желанию было приказано все же эвакуировать с «Сомова». А мы остались дрейфовать.
Это вы пока вперед забегаете. Расскажите, как вообще получилось, что ваш корабль оказался там в разгар антарктической зимы?
Мы изначально поздно вышли в рейс. И когда вошли в море Росса и двигались в сторону антарктической станции «Русская», дело уже было в середине марта (в Южном полушарии зима наступает в наше календарное лето, то есть в марте там уже начинается зима. - Д.К. ), когда навигация в этих водах уже заканчивается. На судне было два вертолета, которые совершали ледовую разведку, проще говоря, летели вперед и смотрели, как и где расположен лед. И вот однажды борт вернулся с разведки с абсолютно белой ледовой картой. Никогда больше - ни до, ни после - я такую карту не видел! Я спросил ледового разведчика: «Юра, что за шутки? Где тут ледовая обстановка?». А он просто молча развернулся и вышел. И я все понял.
Легендарная встреча "Михаила Сомова" и "Владивостока". Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.
Адский ледовый дрейф длиной в 133 дня
- А почему вы тогда не развернулись и не пошли обратно, на север, к теплым водам?
Не было других вариантов. Уходить - это значит бросать наших полярников на верную смерть. Их там, на «Русской», было 26 человек, годовая экспедиция уже подходила к концу - мы как раз должны были их забрать, а новых туда высадить. То есть люди там остались бы без еды и топлива, а это верная смерть при морозе в 70 градусов по Цельсию. Так что решение было без вариантов - идти дальше, пробиваться. С невероятными усилиями «Михаил Сомов» подошел к Антарктическому материку на такое расстояние, когда до станции могут долететь вертолеты. Изначально план был просто забрать с «Русской» людей и срочно идти обратно. Но ледовая обстановка нам показалась не такой опасной, и мы, воодушевленные тем, что пробились к полярникам, посоветовались с Москвой и решили все-таки осуществить план до конца и закинуть на полярную станцию новую смену. Это был наш глобальный просчет, как в народе говорят, жадность фраера сгубила. Ведь забрать людей вертолетами - это два дня максимум. А вот закинуть новых, а значит, и еду и топливо на год - это минимум неделя. За это время лед совсем встал. И на обратной дороге мы попали в самый настоящий дрейф.
- В чем опасность дрейфа? В фильме показано, что судно просто вмерзло в лед и стояло неподвижно много дней...
Ага, если бы так было за такое Звезду Героя не дали бы. Вмерз и сидишь спокойно, чай пьешь. Нет, не так! Льды в Антарктике вовсе не такие, как в Арктике. Это там можно сесть на льдину и плыть на ней хоть месяц, хоть год. Таких экспедиций в Арктике было много, кстати. А в Антарктике льды не такие устойчивые. Они там постоянно сталкиваются между собой, рушатся, крошатся. А корабль наш оказался зажат между ними. В любую секунду его могло бы раздавить льдами как щепку. Ведь судно такого класса, как наш «Сомов», не рассчитано на льды толщиной больше 70 сантиметров. Все эти 133 дня он буквально трещал по швам от постоянного сжатия льдами. И неизвестно, выдержал ли бы он. Но самая большая опасность от айсбергов. А они в Антарктике огромные и плывут своей дорогой, которая может быть наперерез с нашей. Мы двигаемся в поверхностных течениях. А у айсберга под водой две трети его высоты - это 200, 300, а иногда и больше. И его несут совсем другие, глубинные течения. Любой из них мог раздавать наш кораблик. Некоторые сотрудники от всего происходящего с нами лежали чуть ли не в предынфарктном состоянии. А успокоительные лекарства у судового врача очень быстро закончились. Хорошо, что большую часть людей удалось эвакуировать на «Павел Корчагин». Тогда я и объявил, что желающие могут покинуть судно. А женщины тогда как раз и выразили желание остаться... Всего тогда судно покинуло 72 человека. Нас на корабле осталось 53.
- Вы-то сами не хотели эвакуироваться?
Нет, не хотел, да и не бывает такого, чтобы капитан покинул судно без команды сверху. И потом никто не предполагал, чем все это в конечном итоге обернется... Я до этого уже бывал в ледовом дрейфе 50 дней. Правда, это было не зимой, а летом. А отдел ледовых прогнозов, подразделение Института Арктики и Антарктики, заявлял, что в ближайшее время с большой долей вероятности случится разрядка льда, что даст нам возможность двигаться. К тому же они рассчитали, что корабль естественным образом течение будет нести на север, где лед слабее. Но они просчитались.
- Вы теперь так спокойно об этом рассказываете... А тогда было страшно?
(Молчит.)
Да некогда было особо бояться. Даже поспать и поесть иной раз удавалось раз в несколько суток.
На самом деле после возвращения из дрейфа Валентин Филиппович стал верить в Бога. И сейчас у него много икон.
- А еда-то была?
С едой как раз все было в порядке... А вот топливо кончалось. А оно жизненно необходимо для того, чтобы отходить на относительно безопасное расстояние от айсбергов. И, конечно, для обогрева. Ведь за бортом ‑50°С, а корабль - это железная коробка, которая остывает мгновенно. Мы экономили топливо изо всех сил. В каютах поддерживали минимальную температуру. Ни о каких изысках типа душа не могло, конечно, быть и речи. Но даже несмотря на жесткую экономию, топливо у нас катастрофически быстро заканчивалось. И если бы тогда не подоспела спасательная экспедиция на ледоколе «Владивосток», мы бы погибли.
Ни до «Михаила Сомова», ни после ни одно судно не попадало в дрейф в антарктическую зиму. Заход в порт любого судна рассчитывается за полгода вперед, согласуются сроки. И когда «Михаил Сомов» пропал и не пришел в назначенное время в назначенное место, международное морское сообщество решило - судно раздавило льдами. Между тем в СССР никто ничего не говорил о «Михаиле Сомове» и о ситуации, в которую он попал.
Я получил шифровку не выходить ни с кем на связь и не отправлять на Родину телеграммы членов команды. Несправедливый это был приказ, но что я мог поделать? При этом члены команды не знали о том, что все их послания начальник радиостанции не отправлял. Они по-прежнему писали родным и близким.
- Что писали?
Многие прощались. «Мы попали в дрейф. Обстоятельства очень тяжелые, судно повреждается от сжатия льдами и может не выдержать. Мы погибнем. Прощайте!». Конечно, если бы такие телеграммы пришли родным, то они бы начали бомбить правительство.
- Но все-таки шила в мешке не утаишь. Наверняка люди все поняли через какое-то время. Бунта не было?
Бунта не было, но неприятный инцидент все же случился. Как-то ко мне в рубку пришли и сказали: так, мол, и так, мы вас приглашаем на собрание. Какое собрание? А они отвечают: приходите и все узнаете. Конечно, мне все стало понятно. Пришел, люди стали меня спрашивать: «Вы говорили одно, а получается другое! Сами утверждали, чтобы бывали в дрейфах и все знаете. Вот теперь спасайте нас!».
- И что вы сделали?
Я не стал оправдываться, честно сказал, что реально раньше попадал в дрейфы, но на этот раз случилось все намного хуже. Что нас ждет дальше, я не знаю, но делаю все, что от меня зависит. Одним словом, попытался успокоить. Кстати, я всегда на доску объявлений вывешивал телеграммы от руководства, чтобы команда знала, что ситуацию контролируют из Москвы.
- А почему же за вами не высылали спасательную экспедицию?
Хотели. Но это было мало осуществимо. Сам институт не располагал судном, способным добраться до нас, ведь толщина льда была уже больше трех метров. Подключили другие ведомства, которые обладали судами высокого ледового класса, но никто не хотел идти на риск. Атомный ледокол бы прошел, но ему технически нереально идти через теплые, экваториальные воды - не охладится реактор. Военные рассматривали даже вариант прислать к нам атомную подводную лодку. Но когда я сбросил данные по толщине льда - от этой идеи тоже отказались.
Спасение пришло откуда не ждали - от журналистов
- Но все-таки потом послали «Владивосток».
Да, но это произошло уже после того, как нас обнаружил американский спутник. Ко мне в каюту прибегает сотрудник радиорубки: «Капитан, пойдемте скорее, там что-то про нас говорят по «Голосу Америки». И действительно, по радиостанции передали короткое сообщение, что спутник обнаружил во льдах Антарктики судно, что стоит оно с огромным креном, признаков жизни на борту нет - свет не горит, никого не видно - и что, скорее всего, это русский корабль «Михаил Сомов».
- А до этого, получается, руководство страны было не в курсе, что во льдах погибает советское судно?
Скорее всего, да. Тут же была создана государственная комиссия, возглавлял которую Андрей Громыко, председатель Президиума Верховного Совета. Но все, что они могли сделать, это мониторить нашу ситуацию. Все специалисты, в том числе и иностранные, сказали, что посылать спасательную экспедицию бесполезно, лед слишком крепкий и непроходимый.
- Но все-таки ледокол «Владивосток» пошел?
Да, и за это отдельное спасибо Артуру Чилингарову. Не знаю, как ему удалось убедить и госкомиссию, и руководство страны выделить ледокол! До этого директор института пытался это сделать, но ему не удалось. Чилингаров очень пробивной. И к тому же настоящий авантюрист, в хорошем смысле слова. Ведь успех спасательной экспедиции был под большим вопросом, шансы оценивались как 50 на 50. Но он рискнул и ее возглавил. «Владивосток» пошел нас спасать.
Около месяца ледокол добирался до «Михаила Сомова». По дороге он, не рассчитанный на тропические штормы, еле-еле прошел бурные 40‑е и 50‑е широты. Потом несколько раз был зажат во льдах Антарктики, но выбирался. Все-таки он в три раза более мощное судно, чем «Михаил Сомов».
Как они до нас добирались - это отдельная история. Кстати, говорят, именно Чилингаров предложил снять по этой истории фильм. Ну а мы радостно возвращались домой. В каждом порту нас встречали с оркестром, везде были журналисты, чиновники высоких рангов, послы. Я раздал много интервью. «Михаил Сомов» и история его чудесного спасения стали известны всему миру. Но дома, в Питере, меня ждали сотрудники прокуратуры. Они затеяли служебную проверку.
Кроме того, состояние моей нервной системы у медиков вызывало сомнения. Считается, что через три месяца в экстремальных условиях у любого командира едет крыша. То есть он становится недееспособным. Я же командовал дрейфующим судном 133 дня. И вот после тщательного обследования через 4,5 месяца меня выписали с припиской: выход в море, а уж тем более в Арктику и Антарктику, не рекомендуется.
- То есть вам поставили диагноз и признали недееспособным?
Слава богу, диагнозов не ставили. Позже начальник медицинской академии сказал, что успех дрейфа во многом зависел от того, что его капитан оказался простым, деревенским парнем, не привыкшим к легкой жизни и не впал в панику. После дрейфа я три года работал на научно-исследовательских судах в экваториальной зоне и в тропических районах океанов, а затем вернулся на «Михаил Сомов».
- А Звезду Героя вам когда вручили?
О, это произошло абсолютно неожиданно для меня. Мы с другом сидели вечером в Питере и чай пили. И тут его жена кричит нам: скорее идите, тут про Валю по телевизору говорят. Прибежали, а диктор программы «Время» объявляет, что мне, Чилингарову и летчику «Владивостока» Лялину присвоены звания Героев СССР. На следующий день в нашем НИИ все меня поздравляли. А я спросил, как же теперь прокуратура поступит. Но меня успокоили: забудь, говорят. И правда, меня больше не трогали и никуда не вызывали.
Зато Валентина Родченко стали рвать на части журналисты. Он, от природы скромный человек, даже ходил в обком партии и просил как-то поспособствовать уменьшению его славы на ТВ. Тем более не до этого ему было - семейная жизнь трещала по швам...
Дом Родченко в Луганске. Так он выглядел до бомбардировок. 2013 год.
Одинокий морской волк
О своих странствиях Валентин Филиппович может говорить бесконечно. А вот разговоры о личной жизни даются ему с трудом. Он пережил два неудачных брака и с 1986 года, практически сразу после возвращения из антарктического дрейфа, живет абсолютно один.
Ой, не хочу я про это говорить, - отмахивается он. - Такие разговоры только настроение мне портят. Ну какая может быть семья у моряка? Еще адмирал Нахимов говорил, что если ты избрал судьбу моряка, то забудь о женитьбе, потому что несчастливы будут оба. И я считаю, он абсолютно прав. Но в любом случае я благодарен судьбе, что у меня внучка есть. Это моя награда за дрейф, я так считаю.
Внучка Валентина Филипповича Ирина живет во Владивостоке, ей 26 лет. С дедом они видятся нечасто, билет до Санкт-Петербурга - недешевое удовольствие.
Я бы очень хотел, чтобы внучка со мной жила. Все-таки здесь, в Питере, ей было бы лучше - больше перспектив. Но некуда ее поселить. У меня же одна комната всего в этом социальном доме. Так что, когда она приезжает, я ухожу ночевать к друзьям.
- А как так получилось, что вы живете в казенных стенах?
Ой, это такая печальная история... У меня была квартира в Питере, в ней я жил еще с 80‑х. А отец так и прожил всю жизнь в нашем стареньком доме под Луганском. Дом этот был в очень плохом состоянии, буквально разваливался. Пенсия у меня не такая большая, чтобы хватило на его восстановление. Но я не мог допустить, чтобы он развалился. Вот и продал квартиру в Санкт-Петербурге и в Луганск перебрался. И климат там лучше, чем в Питере, и все свое, родное. Я полностью дом перестроил... Но в 2014 году начались обстрелы.
Все, что осталось у Валентина Филипповича от дома на родной земле, - фотографии. Они стоят у него в рамочке: скромный, но аккуратный кирпичный домик, лужайка, бассейн. В отдельной рамке фото собаки.
Это моя собака. Просто дворняжка. Мы с ней там вместе жили, но она из-за обстрелов убежала, и я не смог ее найти... Я не думал, что покидаю свой дом навсегда. Тогда же, летом 2014‑го, все говорили, что обстрелы эти максимум недели на две. Сначала я вообще хотел переждать там, прятался в подвале. Но подвал у меня хлипенький, буквально небольшая яма, накрытая рубероидом. А палили так, что мама дорогая! Из системы «Град» стреляли, земля тряслась. В один прекрасный день снаряд попал прямо в мой сад, в 12 метрах от моего укрытия. И тогда я понял: надо бежать. Из вещей взял только пару рубашек. В доме все осталось, все фотографии, вырезки из газет про «Михаила Сомова», теплые вещи... Найду ли я что-нибудь, когда война там кончится? Вряд ли... Дом стоит без окон и без крыши - все снесло снарядами. Я пытался туда прорваться, чтобы хоть окна пленкой закрыть, чтобы снег и дождь не разрушали его. Но не вышло. И собака моя тоже погибла...
В Питере долгое время Валентин Филиппович скитался по съемным комнатам и дачам. А потом друзья похлопотали, и его поселили вот в эту квартирку в социальном доме. Еле-еле удалось получить Родченко кредит (76‑летним его не особо дают), чтобы сделать ремонт и купить нехитрую мебель. Так и живет.
Я был согласен на любое жилье. Крыша над головой нужна ведь. Я все время думаю: сам ведь виноват, что остался на старости лет без крыши над головой. Но, с другой стороны, откуда можно было знать, что начнется эта война...
Редакция газеты «Московский комсомолец» просит выделить квартиру Валентину Родченко. Капитаны не должны быть выброшены за борт!
